До не востребования.
Неотправленные письма, как испуганные птицы в силках
Ломали крылья, пропадая в почерневших лесах.
(с) Белая гвардия
…Так из чужих рук берут еду прирученные птицы. Доверчиво и чуть царапая ладонь клювом. А схватив крошки – нервно улетают.
Птицы – похожи на твои строчки.
Ты всегда комкаешь концовки.
Я терпеть не могу разговаривать в письмах. Обращаться к образу, а не к живому человеку.
Вообще, письма – довольно жалкое подобие разговора, не находишь?
И почерк у тебя бездарный.
И обороты кривые. Метафоры детские. Мои глаза не «синие, как небо» - это всего лишь линзы. Да и «люблю больше всего на свете» звучит довольно затаскано.
Ребёнок ты. Сущий ребёнок.
И зачем я в это ввязался?
Есть люди с острой склонностью к мазохизму, я это давно понял. Конечно же, речь не о плётках с наручниками, а о моральном самоистязании. Ну нельзя любить таким милым мальчикам таких сволочей, как я. Противопоказано, как с ангиной на мороз без шапки выходить. Только сильнее заболеешь.
Я же сплю с кем попало. Живу кем попало. Стихов не пишу тебе красивых, цветов не дарю…Эдакий злой гений. Никакой романтики.
Ты же не пьёшь портвейн литрами, не куришь и носишь в рюкзаке пачку носовых платков.
У тебя же университет и музыкалка по пятницам.
И ты же совсем не умеешь гореть, только летать.
Умей я писать, написал бы красивую псевдолиричную хрень о том, какие мы разные и всё-таки вместе.
Умей я писать, я бы, так и быть, посвятил бы тебе пару стихов.
Но, правда, я в сто пятый раз вырисовываю в уголке страницы твой профиль.
Любви не бывает. Исходя из этого тезиса, счастливой любви - так и подавно.
Да вот только я жду тебя из твоей чёртовой музыкалки уже час как.
Возвращайся.
Пожалуйста.
А создавать красивые концовки…Я тебя, так и быть, научу.
Кристиану Сэллмону.
За моими окошками ветер не стих,
я пишу как обычно - о нас, о двоих...
мои сны поселились на пальцах твоих.
(с)
...есть у тебя такая забавная особенность, эдакий диссонанс между словами и обликом - ты гениально умеешь врать. себе, мне, нам, им. всему миру и во-о-о-н той фиолетовой бабочке заодно. и, да, я все помню, какие к черту бабочки в середине февраля. о да, Крис, ты абсолютно прав: я дебильный чертов романтик, а ты изумительно умный, но такой же чертов лгун, а ставки подняли так, что ох и на небесах за наши жизни наверное дали бы неплохную цену.
знаешь, а это весело. универ-музыкалка. скрипка вот уже пятый год. я бы хотел посвятить тебе парочку симфоний - но тебя нельзя сыграть скрипкой. тебе нужен, прости господи, концерт на двуручной пиле с оркестром в лице лобзика, шуруповерта и дрели. то-то и оно.
улыбнись мне? ну хоть раз улыбнись по-человечески.
рассмотрим это в порядке бреда, а? я, как мы уже выяснили ранее, чертов романтик, восемнадцать лет, ветер в голове, томик Ахматовой в рюкзаке, платочки и искренняя любовь к книгам Шарлотты Бронте. а ты умный, серьезный, 27 недавно стукнуло, циник, програмист и местами редкая скотина. и я не то чтобы жить не могу и обожаю до звездочек в глазах, просто без тебя свет иногда меркнет - и все. солнце есть, но оно почему- то не греет - долбаный фонарь, бестолково висящий над головой.
а впрочем, не важно.
я тебя почему-то люблю. ты, конечно, весь в белом, а я усталый псих, но без тебя в четырнадцать раз хуже, чем с тобой.
хотя нет, в тринадцать. оптимизм и символизм, ага.
я хочу счастливого конца. хочу долго и счастливо. хочу умереть с тобой в один день. не правда ли я страшно оригинален?
в любом случае, подобный лирический героизм - прекрасный повод вот так стоять под твоими окнами и думать о том, что я повешусь, если однажды пойму, что уже могу не заснуть на твоем плече.