Я возвращаюсь после седьмого виски.
В моем внутреннем поезде воздух горяч и сух,
Если есть пункт прибытия – путь до него неблизкий,
И Иосиф Бродский сидит у меня в купе, переводит дух
С яростного русского на английский. (с)
мы сидим с ним вдвоём и глупо спорим о вечном
а потом - о толковании его вещих снов
из всех этих дорог нам выпала бесконечность
и я глотаю на выдохе его нервное: « я готов »
на двоих одно кофе и одна сигарета
одна бутылка портвейна и фраза затёртых битлов
он по-прежнему в моём голосе ищет лето
я по-прежнему вру ему про любовь.
он нелепо смеётся и так же нелепо уходит
улыбнувшись и дверь за собою прикрыв
но моё солнце без него почему-то не всходит
и сердце болит, как не вскрытый нарыв.
я плачу своим палачам, чтобы смыть эту горечь
за пресловутый катарсис и путь не в никуда
но вот только когда ТАК он уходит
я хочу уткнуться ему в плечо. и забыть слово «всегда»
я хочу вдохнуть дым привычных таких «winston»
а не морщиться от пресловутых «kent»
наша с ним жизнь - похожа на приступ
я застрял в кадре затёртых с ним кинолент.
он нелеп и смешон, он зимою простужен
и наивный, что просто беда.
я не говорю ему, КАК мне он нужен.
не только сегодня. а вообщем. всегда.
как нужны мне его ошибки и речи
тёмный взгляд и неумолимость рук
его чёртова привычка уходить по-английски
и нежность как данность. простая, как звук.
он читает Верлена и верит в чудо
я читаю Вишневского, смотря на поезда
он бежит, как по снегу незадачливый кречет
я говорю скорее «нет», чем «да».
и сейчас, сквозь толстое стекло вагона
я ловлю его нежный и верный взгляд
и я знаю, он долго простоит на перроне
когда я вернусь. непременно вернусь назад.
14.01.09